И если мы говорим о полиции в целом, то еще одна инициатива, над которой мы работаем, — это возможность для регионов выделять средства на доплаты сотрудникам. Сегодня в законе о полиции заложен принцип одноканального финансирования — только из средств федерального бюджета. Но мы видим, что во многих регионах все равно по факту выплаты идут, например, в Москве. Но эти выплаты осуществляются через не очень прозрачные схемы: в Москве сотрудники получают выплаты как нуждающиеся. Сегодня мы ведем с Минфином диалог о том, чтобы дать такие полномочия регионам, потому что как минимум 25–30 регионов готовы обеспечивать выплаты сотрудникам, но для этого у них должны быть правовые основания.
— В 2016–2018 годах вы занимали должность советника директора Росгвардии. Какие шаги сегодня необходимы для формирования позитивного имиджа ведомства и его сотрудников в глазах россиян?
— Я проработал в этом ведомстве два года, почти с момента основания, и многие процессы хорошо понимаю изнутри. Здесь есть как объективная, так и субъективная стороны. Надо понимать, что Росгвардия всегда будет негативно, критически восприниматься либеральной средой, потому что в их глазах это путинская опричнина. Тем более возглавляет ее бывший начальник службы безопасности президента Виктор Золотов, доверенное лицо президента. Так что негатив в адрес Росгвардии был неминуемой участью, понятной изначально. В этом смысле мы ничего с оппонентами не сделаем: служба все равно будет для них враждебной, потому что именно сотрудники и военнослужащие Росгвардии разгоняют митинги, задерживают протестующих. Именно после летних акций оппозиции, собственно, и возрос градус страстей.
Но это не означает, что в Росгвардии не происходит сбоев, или что вся критика в ее адрес необоснована и исходит от наших оппонентов. Конечно, нет. Росгвардия — такое же ведомство, как и все остальные. И она создана на базе вышедших из МВД подразделений и служб. Внутренние войска занимают в ней половину, а вторая половина – вневедомственная охрана и другие полицейские подразделения. И все проблемы, которые были в МВД, автоматически перешли, конечно же, в Росгвардию. Да, была сделана попытка отсечь каких-то недобросовестных людей, тех, кто изначально негоден к службе по моральным и деловым качествам. Но Росгвардия получила то, что получила. И дальше большая работа предстоит по наведению порядка внутри и по очищению системы эволюционным путем.
На Росгвардию возложены более 30 самых разных задач. И когда я сегодня читаю в соцсетях, что росгвардейцы ни для чего не нужны, и все, что они умеют, – это молотить дубинками невинных людей на митингах, я понимаю что это в том числе результат недостаточной информированности общества о том, чем же занимается Росгвардия. Каждый день сотрудники СОБР Росгвардии идут на задержание опасных преступников, освобождение заложников. Каждый день военнослужащие спецназа Росгвардии идут на какие-то боевые задания. Сотрудники Росгвардии ежедневно спасают жизнь огромному числу людей, но об этом пишут и говорят куда меньше, чем о действиях росгвардейцев на митингах. Необходимо проводить максимально открытую информационную политику, рассказывать обществу и журналистам, что все-таки делает Росгвардия. Нужно больше прямых ответов даже на неудобные вопросы.
Что касается действий сотрудников Росгвардии на протестных акциях, в ведомстве сейчас обсуждается вопрос создания общественного совета. Мне кажется, что члены такого общественного совета могли бы присутствовать на проведении санкционированных или несанкционированных мероприятий и своими глазами видеть, что там происходит.
Еще один важный момент — отсутствие профессиональной контрпропаганды. Ведь если к тебе подойти и плюнуть в лицо, но это не будет зафиксировано, а потом подойти и зафиксировать твою реакцию, со стороны это будет выглядеть однозначно. Я считаю, что те непростые моменты, которые имели место в прошлом году, это повод для работы над ошибками, и я убежден в том, что коллеги эту работу очень серьезно проводят, и в следующем году ситуация поменяется.
— В «Единой России» вы курируете работу партпроекта «Историческая память». Расскажите о планах проекта на 2020 год. Какие есть задумки в преддверии 75-летия Победы в Великой Отечественной войне?
— В будущем году мы намерены реализовать целый ряд проектов. Первый — это уже известная акция «Диктант Победы»: тест на знание истории Великой Отечественной войны. В этом году мы проводили ее впервые, и результаты превзошли все наши самые смелые ожидания: более 150 тысяч участников на 1373 площадках во всех регионах страны и в 23 государствах мира плюс первые строки интернета. В 2020 году рассчитываем вывести «Диктант» на новый уровень: не менее шести тысяч площадок во всех городах и поселках с населением от пяти тысяч. Расширим и иностранную географию, чтобы в проекте приняли участие все страны, так или иначе боровшиеся с Гитлером. Здесь нашим партнером выступает Россотрудничество. Победители, напомню, получают ценные призы и комплекты книг. Десять федеральных победителей поедут также на юбилейный парад в Москву 9 мая на Красной площади.
Второй проект, который мы запускаем в следующем году, это конкурс школьных музеев и уголков славы, посвященных войне. Я много бываю в школах, лицеях, техникумах и часто вижу действительно интересные музеи, которые ребята делают своими руками. И это здорово, у них пробуждаются интерес и особое отношение к истории, к войне и к памяти о ней. В компетентное жюри конкурса войдут директора ключевых музеев, специалисты в области истории, культуры. Жюри будет оценивать и качество экспозиции, и использование интерактивных возможностей, охват, тематику, вовлеченность школьников. Победители получат денежные гранты, но строго под развитие музея. Заявка на использование гранта также будет иметь значение. Для школ, особенно сельских, деньги весьма приличные: за первое место (их будет 15) – 500 тысяч, второе (30 грантов) – 300 тысяч, третье (45 грантов) – 200.
Не могу не отметить, что сегодня очень активно развивается поисковое, волонтерское движение. Но в советское время было очень мощное движение следопытов: школьники, молодежь восстанавливали какие-то страницы прошлого, в том числе имена безвестных героев. Школьные краеведческие музеи могли бы стать важным звеном в этом направлении. Мы могли бы подумать о восстановлении движения следопытов, чтобы волонтеры и поисковики занимались еще и восстановлением исторической справедливости, например, добивались посмертного награждения героев.
Кроме того, у нас с каждым днем становится все меньше фронтовиков. По состоянию на 1 ноября 2019 года — без малого 63 тысячи участников и инвалидов войны. Мне кажется, будет справедливо, если за каждым из фронтовиков партия сумеет установить персональный уход, закрепить волонтеров, активистов, партийцев, чтобы можно было решать любые проблемы и сложности, которые появляются у фронтовиков.
— На съезде «Единой России» вы были избраны заместителем секретаря генсовета партии. Какие цели и задачи ставите вы себе на новой должности и как планируете их решать?
— Наша общая цель — упрочить политические позиции «Единой России», повысить уровень общественного доверия к власти в целом и к ЕР в частности, поскольку она воспринимается гражданами именно как партия власти. В этом есть свои плюсы, но есть и свои серьезные минусы, потому что любые непопулярные решения власти, любые ее ошибки от муниципального до федерального уровня так или иначе все равно ложатся на партию, даже в тех ситуациях, где партия ни сном, ни духом. Поэтому мы должны объяснять, рассказывать, показывать людям, что такое «Единая Россия», что она делает, кто в ней состоит.