В Рос­сии рас­тет чис­ло сто­рон­ни­ков воз­вра­ще­ния смерт­ной каз­ни. За отме­ну мора­то­рия – каж­дый вто­рой житель нашей стра­ны. Эта тема вспы­хи­ва­ет в обще­стве каж­дый раз, когда ста­но­вит­ся извест­но о каком-то жесто­ком пре­ступ­ле­нии. На сей раз триг­ге­ром послу­жи­ли убий­ства детей в Нарьян-Маре и Сара­то­ве. О необ­хо­ди­мо­сти воз­вра­ще­ния смерт­ной каз­ни заго­во­ри­ли извест­ные обще­ствен­ные дея­те­ли и поли­ти­ки. Ряд депу­та­тов Гос­ду­мы даже нача­ли гото­вить спе­ци­аль­ное обра­ще­ние к пре­зи­ден­ту с прось­бой отме­нить мораторий.

Нуж­но ли воз­вра­щать смерт­ную казнь в Рос­сии? При­ве­дет ли это к сни­же­нию пре­ступ­но­сти? Что гово­рит опыт США и Китая, где выс­шая мера нака­за­ния при­ме­ня­ет­ся до сих пор? Обсуж­да­ем с заме­сти­те­лем пред­се­да­те­ля коми­те­та Гос­ду­мы по без­опас­но­сти и про­ти­во­дей­ствию кор­руп­ции Алек­сан­дром Хин­штей­ном, пред­ста­ви­те­лем пра­ви­тель­ства Рос­сий­ской Феде­ра­ции в выс­ших судеб­ных инстанциях.Михаилом Бар­щев­ским, восто­ко­ве­дом, заме­сти­те­лем пер­во­го про­рек­то­ра НИУ ВШЭ Алек­се­ем Мас­ло­вым и поли­то­ло­гом-аме­ри­ка­ни­стом Дмит­ри­ем Дроб­ниц­ким. Веду­щие – Рус­лан Быст­ров и Вале­рия Лабузная.

БЫСТРОВ: Есть ли у вас объ­яс­не­ние, поче­му вырос­ло чис­ло сто­рон­ни­ков смерт­ной казни?

ХИНШТЕЙН: Пото­му что, на мой взгляд, это соот­вет­ству­ет пред­став­ле­ни­ям рос­си­ян о спра­вед­ли­во­сти и еще, что мы посто­ян­но дела­ем упор на защи­ту прав людей подо­зре­ва­е­мых в пре­ступ­ле­ни­ях, но забы­ва­ем о защи­те прав потер­пев­ших и их родственников.

БЫСТРОВ: Ваша пози­ция какова?

ХИНШТЕЙН: Моя пози­ция соот­вет­ству­ет пози­ции боль­шин­ству наших сограж­дан: я за воз­вра­ще­ние смерт­ной каз­ни, но при опре­де­лен­ных усло­ви­ях и оговорках.

ЛАБУЗНАЯ: Каких усло­ви­ях? Напри­мер, какие пре­ступ­ле­ния, по-ваше­му, заслу­жи­ва­ют смерт­ной казни?

ХИНШТЕЙН: Спра­вед­ли­вый вопрос. Я счи­таю, что смерт­ная казнь долж­на при­ме­нять­ся в исклю­чи­тель­ных слу­ча­ях, она долж­на рас­про­стра­нять­ся на осо­бо тяж­кие пре­ступ­ле­ния, не име­ю­щие сро­ка дав­но­сти, пре­ступ­ле­ния осо­бо резо­нанс­ные, к ним, в част­но­сти, сле­ду­ет отне­сти пре­ступ­ле­ния тер­ро­ри­сти­че­ско­го харак­те­ра, убий­ства детей, пре­ступ­ле­ния, совер­шен­ные на сек­су­аль­ной поч­ве, я имею в виду сек­су­аль­ных манья­ков, там, где дей­стви­тель­но резо­нанс­ные пре­ступ­ле­ния. Ну и, без­услов­но, такие при­го­во­ры необ­хо­ди­мо выно­сить толь­ко суда­ми присяжных.

ЛАБУЗНАЯ: А что насчет кор­руп­ции? Сто­ит нака­зы­вать в каких-то осо­бо круп­ных размерах?

ХИНШТЕЙН: У нас в Уго­лов­ном кодек­се ста­тьи «Кор­руп­ция» нет. У нас есть ряд кор­руп­ци­он­ных соста­вов, поэто­му по каж­до­му из них надо раз­би­рать­ся. И опять же, в зави­си­мо­сти от и тяже­сти соде­ян­но­го… Оче­вид­но, что инспек­тор ГАИ, задер­жан­ный за взят­ку в 1000 руб­лей, или Захар­чен­ко – это раз­ные кор­руп­ци­он­ные исто­рии, и санк­ции долж­ны быть разные.

Пол­но­стью слу­шай­те в видео­за­пи­си эфира.

Источ­ник: Вести FM